В работе на сайте раздел «Авторские статьи» — Проблема Духовного самосознания населения России мы рассказывали о «тайне внутреннего собеседника»: «Основное препятствие для осознания человеком себя как духовное существо заключается в тайне «внутреннего собеседника», с которым мы все постоянно «разговариваем и советуемся». Да, да мы все с кем-то беседуем внутри «себя», и поразительно, но факт – никто этому не придает значение. Этот «внутренний собеседник» все время «говорит нам», что «я» – это «Ты», «Ты» – это «я». Более того, внутренний «собеседник» всегда предлагает нам выбор из двух противоположностей. Например, такие противоположности: пить – не пить, идти – не идти, страх – бесстрашие, жадность – альтруизм, заботливость – безразличие, благожелательность – отторжение и т. п. Фактически этот внутренний «собеседник» с определенным набором характерных качеств выступает в роли нашей «Личности», которую мы, согласившись с «собеседником», называем по ошибке «собой» – это «Я». Так и идем «мы» по жизни парой – «Духовное существо» со своим внутренним «Собеседником». Получается так, что «Собеседник» одного человека фактически общается с «Собеседником» другого человека?! Это называется – «Мы поговорили». На «собеседников» одних людей пытаются влиять «собеседники» других людей, например, в форме собеседования со средствами массовой информации. Так происходит «обучение» «собеседников» массы людей. Людям «подсовывают» идеи о том, что прекрасно и замечательно для них. В итоге людям начинает казаться, что они сами так думают и оценивают, предлагаемую систему ценностей».
Одной из главных «противоположностей», которые доставляют нам массу неприятностей в жизни, является – Проблема «благодарности и неблагодарности», в самом широком смысле.
Писатели и художники со своей тонкой наблюдательностью давно обнаружили и описали эту проблему в жизни людей. Ниже в качестве примера приведем рассказ французского писателя Андре Моруа.
Рождение знаменитости. Андре Моруа
«Художник Пьер Душ заканчивал натюрморт — цветы в аптечной склянке и баклажаны на блюде, — когда в мастерскую вошел писатель Поль-Эмиль Глэз. Несколько минут Глэз смотрел, как работает его друг, затем решительно произнес:
— Нет!
Оторвавшись от баклажанов, художник удивленно поднял голову.
— Нет, — повторил Глэз. — Нет! Так ты никогда не добьешься успеха. Мастерство у тебя есть, и талант, и честность. Но искусство твое слишком обыденно, старина. Оно не кричит, не лезет в глаза. В Салоне, где выставлено пять тысяч картин, твои картины не привлекут сонного посетителя… Нет, Пьер Душ, успеха тебе не добиться. А жаль.
— Но почему? — вздохнул честный малый. — Я пишу то, что вижу. Стараюсь выразить то, что чувствую.
— Разве в этом дело, мой бедный друг? Тебе же надо кормить жену и троих детей. Каждому из них требуется по три тысячи калорий в день. А картин куда больше, чем покупателей, и глупцов гораздо больше, чем знатоков. Скажи мне, Пьер Душ, каким способом ты полагаешь выбиться из толпы безвестных неудачников?
— Трудом, — отвечал Пьер Душ, — правдивостью моего искусства.
— Все это несерьезно. Есть только одно средство вывести из спячки тупиц: решиться на какую-нибудь дикую выходку! Объяви всем, что ты отправляешься писать картины на Северный полюс. Или нацепи на себя костюм египетского фараона. А еще лучше — создай какую-нибудь новую школу! Смешай в одну кучу всякие ученые слова, ну, скажем, -экстериоризация, динамизм, подсознание, беспредметность — и составь манифест. Отрицай движение или, наоборот, покой; белое или черное; круг или квадрат — это совершенно все равно? Придумай какую-нибудь «неогомерическую» живопись, признающую только красные и желтые тона, «цилиндрическую» или «октаэдрическую», «четырехмерную», какую угодно!..
В эту самую минуту нежный аромат духов возвестил о появлении пани Косневской. Это была обольстительная полька, чьи синие глаза волновали сердце Пьера Душа. Она выписывала дорогие журналы, публиковавшие роскошные репродукции шедевров, выполненных трехгодовалыми младенцами. Ни разу не встретив в этих журналах фамилии честного Душа, она стала презирать его искусство. Устроившись на тахте, она мельком взглянула на стоявшее перед ней начатое полотно и с досадой тряхнула золотистыми кудрями.
— Вчера я была на выставке негритянского искусства Золотого века! — сообщила она своим певучим голосом, раскатывая звонкое «р». — Сколько экспрессии в нем! Какой полет! Какая сила!
Пьер Душ показал ей свою новую работу — портрет, который он считал удачным.
— Очень мило, — сказала она нехотя. И ушла… благоухающая, звонкая, певучая и разочарованная.
Швырнув палитру в угол, Пьер Душ рухнул на тахту.
— Пойду служить в страховую кассу, в банк, в полицию, куда угодно! — заявил он. — Быть художником — последнее дело! Одни лишь пройдохи умеют завоевать признание зевак! А критики, вместо того чтобы поддержать настоящих мастеров, потворствуют невеждам!;
С меня хватит, я сдаюсь.
Выслушав эту тираду, Поль-Эмиль закурил и стал о чем-то размышлять.
— Сумеешь ли ты, — спросил он наконец, — со всей торжественностью объявить Косневской и еще кое-кому, что последние десять лет ты неустанно разрабатывал новую творческую манеру?
— Я разрабатывал?
— Выслушай меня… Я сочиню две-три хитроумные статьи, в которых сообщу нашей «элите», будто ты намерен основать «идео-аналитическую» школу живописи. До тебя портретисты по своему невежеству упорно изучали человеческое лицо. Чепуха все это! Истинную сущность человека составляют те образы и представления, которые он пробуждает в нас. Вот тебе портрет полковника: голубой с золотом фон, на нем — пять огромных галунов, в одном углу картины — конь, в другом — кресты. Портрет промышленника — это фабричная труба и сжатый кулак на столе. Понимаешь теперь, Пьер Душ, что ты подарил миру? Возьмешься ли ты написать за месяц двадцать «идео-аналитических» портретов? Художник грустно улыбнулся.
— За один час, — ответил он. — Печально лишь то, Глэз, что, будь на моем месте кто-нибудь другой, затея, возможно, удалась бы, а так…
— Что ж, попробуем!
— Не мастер я болтать!
— Вот что, старина, всякий раз, как тебя попросят что-либо объяснить, ты, не торопясь, молча зажги свою трубку, выпусти облако дыма в лицо любопытному и произнеси эти вот простые слова: «А видели вы когда-нибудь, как течет река?»
— А что это должно означать?
— Ровным счетом ничего, — сказал Глэз. — Именно поэтому твой ответ покажется всем необычайно значительным. А уж после того, как они сами изучат, истолкуют и превознесут тебя на все лады, мы расскажем им про нашу проделку и позабавимся их смущением.
Прошло два месяца. Выставка картин Душа вылилась в настоящий триумф. Обворожительная, благоухающая, певуче раскатывающая звонкое «р» пани Косневская не отходила от своего нового кумира.
— Ах, — повторяла она, — сколько экспрессии в ваших работах! Какой полет! Какая сила! Но скажите, дорогой друг, как вы пришли к этим поразительным обобщениям?
Художник помолчал, не торопясь закурил трубку, выдохнул густое облако дыма и произнес:
— А видели вы когда-нибудь, мадам, как течет река? Губы прекрасной польки затрепетали, суля ему певучее раскатистое счастье.
Группа посетителей обступила молодого блистательного Струнского в пальто с кроличьим воротником.
— Потрясающе! — горячо говорил он. — Потрясающе! Но скажите мне, Душ, откуда на вас снизошло откровение? Не из моих ли статей?
Пьер Душ на этот раз особенно долго молчал, затем, выпустив в лицо Струнскому громадное облако дыма, величественно произнес:
— А видели вы, дорогой мой, как течет река?
— Великолепно сказано! Великолепно! В эту самую минуту известный торговец картинами, завершив осмотр мастерской, ухватил художника за рукав и оттащил в угол.
— Душ, приятель, а ведь вы ловкач! — сказал он. — На этом можно сделать карьеру. Беру вашу продукцию. Только не вздумайте менять свою манеру, пока я вам не скажу, и я обещаю покупать у вас пятьдесят картин в год… По рукам?
Не отвечая, Душ с загадочным видом продолжал курить. Постепенно мастерская пустела. Наконец Поль-Эмиль Глэз закрыл дверь за последним посетителем. С лестницы доносился, понемногу отдаляясь, восхищенный гул. Оставшись наедине с художником, писатель с веселым видом засунул руки в карманы.
— Ну как, старина, — проговорил он, — ловко мы их провели? Слыхал, что говорил этот молокосос с кроличьим воротником? А прекрасная полька? А три смазливые барышни, которые только и повторяли: «Как это ново! Как свежо!». Ах, Пьер Душ, я знал, что глупости человеческой нет предела, но то, что я видел сегодня, превзошло все мои ожидания.
Его охватил приступ неукротимого смеха. Художник нахмурил брови и, видя, что его друг корчится от хохота, неожиданно выпалил:
— Болван!
— Я — болван? — разозлившись, крикнул писатель. — Да сегодня мне удалась самая замечательная проделка со времен Биксиу!
Художник самодовольно оглядел все двадцать идео-аналитических портретов.
— Да, Глэз, ты и правда болван, — с искренней убежденностью произнес он. — В этой манере что-то есть… Писатель оторопело уставился на своего друга.
— Вот так номер! — завопил он. — Душ, вспомни! Кто подсказал тебе эту новую манеру?
Пьер Душ помолчал немного, затем, выпустив из своей трубки густое облако дыма, сказал:
— А видел ли ты когда-нибудь, как течет река?»
КОММЕНТАРИЙ:
Как видите читатель, этот рассказ полный чутких наблюдений о психологии людей заканчивается описанием проблемы – «благодарность-неблагодарность». Художник даже не сказал волшебное слово «Благодарю» — «Благо Дарю»! Большинство людей забыли и не говорят это волшебное слово. Многие по привычке говорят – Спасибо – «Спаси Бог». Причем то ли их самих от тех, кто им что-то сделал, то ли – Спаси (тебя) Бог за это хорошее. Более того, тот, кто делает «доброе», по закону противоположностей могут в ответ получить неблагодарность. «За что ты мне делаешь плохо? Ведь я не сделал тебе ничего хорошего?!» — Турки считают, что это их пословица. Увы, это правда. Поэтому перед тем как сделать «доброе», нужно хорошенько подумать, что является «добрым» для конкретного человека. «Раз сделал – хорошо. Два сделал – так и нужно. Три – не сделал – сукин сын». «Доброе» нужно делать с «разумением» и осторожностью. А уж «Плохое» лучше не делать вовсе. Правда, представление о «хорошем» и «плохом» у людей тоже может быть разным?! Поэтому людям нужно вырабатывать общие представления по этим понятиям. «Что такое хорошо, что такое плохо … ?»
Нам показалось, что читателю будет интересно «почувствовать дух» того времени. Женский образ как нельзя лучше подойдет для этого. Хотя одежда женщины относится к концу XVIII века, психология людей почти не меняется на протяжении нескольких столетий.
Дама в костюме времен Директории
Рис. 1. Картина Дама в костюме времен Директории.1881 г. Леман Юрий Яковлевич. Дата рождения: 1834 Дата смерти: 1901 г.
Малая известность в наше время, да и во второй половине XIX века в России портретиста Юрия Яковлевича Лемана вполне объяснима. Много более художник был известен в Париже, где он обосновался после окончания в 1850-е годы Академии художеств. В годы ученичества Ю. Леман уже выставлял на академических выставках свои портреты, которые пользовались успехом. Женские портреты принесли ему быструю известность и во Франции. Связь с родиной он не прерывал, присылая своих очаровательных француженок на экспозиции Товарищества передвижных художественных выставок. Представляет интерес впечатление строгого (особенно в отношении западных художников) отечественного критика В.В. Стасова об одной из работ Ю.Я. Лемана на выставке передвижников: «Прекрасный этюд или портрет прислал из Парижа один русский художник, которого французы сильно опробовали уже на нескольких своих выставках: г. Леман. Прошлым летом, на всемирной выставке, в нашем отделе, было два портрета, оба женских и премилых, но тот, что теперь прислан в Петербург и называется Дама в костюме времен Директории, превосходит их всех грацией позы и улыбающегося личика, а также превосходным, очень элегантным (впрочем, без всякого сахара и преувеличения) письмом лица, шеи, груди, обнаженных рук и розового атласа на платье и старинной шляпке с громадными, выгнутыми полями. Нельзя не засвидетельствовать, все члены передвижных выставок искренно радовались на внезапный, совершенно нежданный, негаданный успех сотоварища, до сих пор малоизвестного, и глазами учились приемам его изящной французской техники». Приятно услышать столь высокую похвалу в адрес отечественного (при некоторой натяжке) живописца, тем более из уст очень строгого ценителя искусств».
Справочный материал:
«С ноября 1795 г. вступила в силу новая конституция. Исполнительная власть во Франции перешла в руки Директории, в состав которой вошли Баррас и другие видные термидорианцы. Период Директории был временем безграничного господства буржуазии. … Когда в октябре 1799 г. генерал Бонапарт, бросив свою армию в Египте, вернулся в Париж, он застал там почву, подготовленную для изменения политического режима. Влиятельные представители буржуазии усиленно искали кандидата на роль диктатора. Называли имена генералов Моро, Журдана, называли и имя Бонапарта.
Наполеон Бонапарт давно лелеял честолюбивые мечты о власти. Из всех французских генералов он не только был самым талантливым и решительным, но имел наиболее тесные связи с буржуазной верхушкой, в частности с «новыми богачами». Нажитое им в Италии путем взяток и хищений миллионное состояние он приумножил спекуляциями на покупке и перепродаже земельных владений во Франции.
Бонапарту помогли опытные политические деятели буржуазии — бывший лидер конституционалистов Сиейес, умный и вероломный министр иностранных дел Талейран, мастер политического сыска и провокаций министр полиции Фуше, а также влиятельнейшие банкиры и властители биржи. Почувствовав силу Бонапарта и надеясь использовать его в своих интересах, они предложили ему свою поддержку, связи, деньги. Потребовалось всего три недели от возвращения Бонапарта в Париж до осуществления тщательно подготовленного государственного переворота, ликвидировавшего режим Директории.
9 ноября (18 брюмера) 1799 г. под предлогом защиты республики от вымышленного якобинского заговора в Париже было введено военное положение, а Бонапарт назначен командующим войсками Парижского военного округа. Одновременно подали в отставку все члены Директории. На следующий день, 10 ноября (19 брюмера), Бонапарт с помощью верных ему гренадеров разогнал Совет пятисот и Совет старейшин и продиктовал кучке собранных им депутатов декрет о передаче власти трем консулам, первым из которых стал он сам. Так была установлена военная диктатура Наполеона Бонапарта».
Рис. 2. «Андре Моруа (фр. André Maurois, настоящее имя Эмиль Саломон Вильгельм Эрзог, Émile-Salomon-Wilhelm Herzog, 1885—1967), французский писатель и член Французской академии. Впоследствии псевдоним стал его официальным именем.
Психологические романы «Превратности любви» (1928), «Семейный круг» (1932). Мастер жанра романизированной биографии (книги о Шелли, Байроне, Бальзаке, Тургеневе, Жорж Санд, Дюма-отце и Дюма-сыне , Гюго) и короткого иронично-психологического рассказа. Книга «Мемуары» (опубликована в 1970 году). Воплотившие всю прелесть тонкого, ироничного таланта Моруа «Письма незнакомке» («Lettres à l’inconnue», 1956).
Происходил из состоятельной семьи обратившихся в католицизм евреев из Эльзаса, выбравших после 1871 года французское подданство и переселившихся в Нормандию. В 1897 году Эмиль Эрзог поступил в Руанский лицей. В шестнадцать лет ему присуждают степень лиценциата. По совету одного из своих учителей, Эмиля Шартье, после окончания курса вместо продолжения учёбы в Эколь Нормаль поступил служащим на суконную фабрику отца. Во время Первой мировой войны служил военным переводчиком и офицером связи. В 1918 году Моруа публикует роман «Молчаливый полковник Брамбл» (фр. Les Silences du colonel Bramble), с которым добивается успеха как во Франции, так и в Великобритании и США. В 1921 году выходит роман «Речи доктора О’Грэди» (фр. Discours du docteur O’Grady). После войны работал сотрудником редакции журнала «Круа-де-фё». 23 июня 1938 года был избран во французскую академию.
Участник французского Сопротивления.
Во время Второй мировой войны Моруа служит капитаном во французской армии. После занятия Франции немецкими войсками он уезжает в США. Работает преподавателем в Университете Канзаса. В это время он пишет следующие биографии: Фредерика Шопена (1942), генерала Эйзенхауэра (1945), Франклина (1945) и Вашингтона (1946). В 1943 году Моруа уезжает в Северную Африку, а в 1946-м возвращается во Францию.
Описание: Главный герой фильма странствующий художник Джотто, который путешествуя по дорогам Италии, станет свидетелем множество историй из жизни местных людей, богатых и простых, добрых и злых, веселых и печальных, строгих и фривольных. Все эти истории он позже перенесет на полотно, создавая свои знаменитые шедевры ...
Из "Трактата о живописи" Анатолия Зверева (1963): "Теория, та или иная, способна только, если она, разумеется, воспринята, стать "звездой на темном небе", как ориентир заблудившемуся путнику, что вовсе не может обозначать , что "ту" звездочку надо доставать, поставив, скажем лестницу на открытое небо, лезть по ней, вместо того, чтобы спокойно следовать по пути, ориентируемому звездой, - к месту своего назначения. Аминь." Анатолий Зверев