Первая строчка у Надсона: Я рос тебе чужим, отверженный народ,
И не тебе я пел....
А Дима-то, Быков! Каков!
И не тебе я пел в минуты вдохновенья. Твоих преданий мир, твоей печали гнет Мне чужд, как и твои ученья.
И если б ты, как встарь, был счастлив и силен, И если б не был ты унижен целым светом - Иным стремлением согрет и увлечен, Я б не пришел к тебе с приветом.
Но в наши дни, когда под бременем скорбей Ты гнешь чело свое и тщетно ждешь спасенья, В те дни, когда одно название <<еврей>> В устах толпы звучит как символ отверженья,
Когда твои враги, как стая жадных псов, На части рвут тебя, ругаясь над тобою, - Дай скромно встать и мне в ряды твоих бойцов, Народ, обиженный судьбою.
С.Я.Надсон
* * * Евреи, с вами жить не в силах, Чуждаясь, ненавидя вас, В скитаньях долгих и унылых Я прихожу к вам всякий раз. Во мне рождает изумленье И ваша стойкость, и терпенье. И необычная судьба, Судьба скитальца и раба. Отравлен я еврейской кровью, И где-то в сумрачной глуши Моей блуждающей души Я к вам таю любовь сыновью, И в час уныний, в час скорбей Я чувствую, что я еврей!
И.Г. Эренбург
* * * Еврейского характера загадочность не гений совместила со злодейством, а жертвенно хрустальную порядочность с таким же неуемным прохиндейством
И.М.Губерман.
* * * Я б унесся туда, где добро и любовь Прекратили раздоры людей, Из-за низких страстей проливающих кровь, Где бы стал моим братом еврей. *** Опять с цепи сорвалась свора Звероподобных темных сил, Наш древний Киев дни позора, Залитый кровью, пережил... И все нелепые преданья Веков, унесшихся давно, Терпеть обиды, истязанья У нас еврейству суждено! *** Темна Россия и забита: Тираны, войны, недород... К чему клеймо антисемита Тебе, страдающий народ? К чему свирепствовать, Россия, От хижины и до дворца? К тому ли звал тебя Мессия? Поводыря нет у слепца? Опомнись: нет великих наций, Евангелью не прекословь. Отвергни ритуал оваций. Когда громишь ты иноверцев, Стократ твоя же льется кровь, Так коль не разумом, так - сердцем.
Н.А. Бердяев
* * * Собаки лаят где-то, Гремит пальба иль гром. Сосед мне по секрету Шепнул: "будет погром".
Совет небрежно брошен, Чтоб прятался скорей: "Ты человек хороший, Но все-таки еврей".
Жил человек хороший Да, вот беда - еврей, Клейменный словно лошадь На родине своей.
Он верил идеалам, И думал все равны. Наивный этот малый Не знал своей страны.
Мой прадед при погроме Погиб в расцвете лет. Семьей не похоронен Пропавший в гетто дед.
На фронте стал калекой Отец в сорок втором, Но минуло полвека, Я снова жду погром.
Жил человек хороший Да, вот беда - еврей, Клейменный словно лошадь На родине своей.
Он верил идеалам, И думал все равны. Наивный этот малый Не знал своей страны.
Был Родиной отринут, И долго горевал. Наверное чужбину Я Родиной считал.
Теперь все это в прошлом Грусти или жалей. Жил человек хороший, "Но все-таки еврей".
А. Державец
* * * Уезжают русские евреи, покидают отчий небосвод, потому-то душу, видно, греет апокалиптический исход. Уезжают, расстаются с нами, с той землей, где их любовь и пот. Были узы, а теперь узлами, словно склад, забит аэропорт. Уезжают.. Не пустить могли ли? Дождь над Переделкиным дрожит. А на указателе "К могиле Пастернака" выведено: "Жид"...
Р. Казакова
* * * Под крики толпы угрожающей, Хрипящей и стонущей вслед, Последний еврей уезжающий Погасит на станции свет. Потоки проклятий и ругани Худою рукою стряхнёт. И медленно профиль испуганный За тёмным окном проплывёт. Как будто из недр человечества Глядит на минувшее он... И катится мимо отечества Последний зелёный вагон. Весь мир, наши судьбы тасующий, Гудит средь лесов и морей. Еврей, о России тоскующий На совести горькой моей. * * * Над площадью базарною Вечерний дым разлит. Мелодией азартною Весь город с толку сбит. Еврей скрипит на скрипочке О собственной судьбе, И я тянусь на цыпочки И плачу о себе... Какое милосердие Являет каждый звук, А каково усердие Лица, души и рук, Как плавно, по-хорошему Из тьмы исходит свет, Да вот беда, от прошлого Никак спасенья нет.
Б.Ш.Окуджава
* * * Во мне бурлит смешение кровей... Признаюсь, по отцу я чисто русский. По матери, простите, я - еврей. А быть жидом в стране родимой грустно. Разорван в клочья бедный организм. В какой борьбе живет моя природа! Во мне слились в объятьях "сионизм" навек с "Союзом русского народа". То хочется мне что-то разгромить, то я боюсь, как бы не быть мне битым. Внутри меня семит с антисемитом, Которых я не в силах помирить.
Э.Ф. Рязанов
* * * Ветхозаветные пустыни, Где жизнь и смерть - на волоске. Еще кочуют бедуины. Израиль строит на песке.
Он строит, строит без оглядки. Но вот прошли невдалеке - Как хрупки девушки-солдатки! Израиль строит на песке.
Грозят хамсин или арабы, Зажав гранату в кулаке. О чем, поклонники Каабы? Израиль строит на песке.
Крик муэдзина, глас раввина Сливаются на ветерке. Какая пестрая картина! Израиль строит на песке.
Где проходили караваны, Вздымая прах из-под копыт, Взлетают пальмы, как фонтаны, И рукотворный лес шумит.
На дело рук людей взгляни-ка, Интернационал стола: Услада Севера - клубника, Япончатая мушмала.
Что могут рассказать века мне На человечьем языке? Что мир не выстроил на камне - Израиль строит на песке.
...Арабский рынок, шум базарный, Непредсказуемый Восток. Но, за доверье благодарный, Не рассыпается песок
Ф.А. Искандер
* * * Мой друг уехал зимой в Израиль. Сижу, как будто в карман насрали, Осиротили, украли друга, А за окошком рыдает вьюга. А за окошком летают пули, Фонарь как финку в сугроб воткнули И сердце просто на части рвется - Мой друг уехал и не вернется. Да я и сам бы туда поехал, Не за деньгами, а ради смеху. Я б ради смеху купил ермолку, Надел ермолку, да фиг ли толку? Не подчиненный и не начальник Сижу на кухне, простой, как чайник. Жизнь отравили мою, как Припять. Мой друг уехал и не с кем выпить. Жена притихла, как в час погрома, Я одиноко брожу по дому И тараканов под зад пинаю, Хожу и тихонько напеваю: "Он уехал, он уехал, а слезы льются из очей".
Нас обманули, нас разлучили И слезы горькие, словно чили, Мне разъедают лицо до кости. Ах, не езжайте к еврею в гости. Они напустят кругом туману, Потом обнимут, потом обманут. На историческом побережье Вас обласкают, потом обрежут.
Мой друг уехал, а я остался, Хотя уехать и я пытался, Но мне сказали: "Молчи в ладошку И жуй на кухне свою картошку". Сижу на кухне, жую картошку И, как придурок, молчу в ладошку. И эта песня, в каком-то смысле Уже не песня, а просто мысли.
На сердце горечь, в душе обида, Совсем пропало мое либидо, Пропал мой юмор и мои феньки, Пропали спички, и даже деньги. Возможно, лет, этак, через двадцать, Он возвратится, что может статься, И у могилы моей глубокой С волненьем скажет такие строки:
"Что мне сказать в такой печальный час, чего ни говори, все будет мало. Такой светильник разума угас, Такое сердце биться перестало".
Мой друг уехал зимой в Израиль. Сижу, как будто в карман насрали, И сердце просто на части рвется - Мой друг уехал и не вернется.
М.Н. Кочетков
* * * Я жизнь свою завил в кольцо, Хоть голову клади на рельсы. Я так любил одно лицо Национальности еврейской.
Но всё прошло в конце концов. В конце концов я тоже гордый. Я это самое лицо, В лицо назвал жидовской мордой. *** Поцелуи, объятья- Боли не побороть. До свидания, братья. Да хранит вас Господь.
До свиданья, евреи, До свиданья, друзья. Ах, насколько беднее Остаюсь без вас я.
До свиданья, родные Я вас очень любил. До свиданья, Россия, Та, в которой я жил.
Сколько окон потухло, Но остались, увы, Опустевшие кухни Одичавшей Москвы. Вроде Бабьего Яра, Вроде Крымского рва, Душу мне разорвало Шереметьево-два.
Что нас ждёт, я не знаю В православной тоске. Я молюсь за Израиль На своём языке.
Сохрани ты их дело И врагам не предай, Богородица Дева И святой Николай.
Да не дрогнет ограда, Да ни газ, ни чума, Ни иракские СКАДы Их не тронут дома.
Защити эту землю Превращённую в сад, Адонай элохейну,* Элохейну эхад.**
В. Емелин
* * * Сколько нас давят - а все не достигли цели. Как ни сживали со света, а мы все целы. Как ни топтали, как не тянули жилы, Что не творили с нами - а мы все живы. Свечи горят в семисвечном нашем шандале! Нашему Бродскому Нобелевскую дали!
Радуйся, радуйся, грейся убогой лаской, О мой народ богоизбранный - вечный лакмус! Празднуй, сметая в ладонь последние крохи. Мы - индикаторы свинства любой эпохи. Как наши скрипки плачут в тоске предсмертной! Каждая гадина нас выбирает жертвой Газа, погрома ли, проволоки колючей - Ибо мы всех беззащитней - и всех живучей! Участь избранника - травля, как ни печально. Нам же она предназначена изначально: В этой стране, где телами друг друга греем, Быть человеком - значит уже евреем. А уж кому не дано - хоть кричи, хоть сдохни, - Тот поступает с досады в чёрные сотни: Видишь, рычит, рыгает, с ломиком ходит - Хочется быть евреем, а не выходит. Знаю, мое обращение против правил, Ибо известно, что я не апостол Павел, Но, не дождавшись совета, - право поэта, - Я - таки да! - себе позволяю это, Ибо во дни сокрушенья и поношенья Нам не дано ни надежды, ни утешенья.
Вот моя Родина - Медной горы хозяйка. Банда, баланда, п***а, балалайка, лайка. То-то до гроба помню твою закалку, То-то люблю тебя, как собака палку! Крепче целуйтесь, ребята! Хава нагила! Наша кругом Отчизна. Наша могила.. Дышишь, пока целуешь уста и руки Саре своей, Эсфири, Юдифи, Руфи. Вот он, мой символ веры, двигавшей горы, Тоненький стебель последней моей опоры, Мой стебелек прозрачный, черноволосый, Девушка милая, ангел мой горбоносый...
