Писатель Юрий Поляков – о том, какой сегодня видится Россия с Востока и Запада
Поляков только что вернулся из Китая, где публика познакомилась с его инсценированным романом «Грибной царь». А на другом конце Евразии, в Польше, выходит сатира «Козленок в молоке», переведенная на польский. Как «прочитываются» и понимаются столь разные произведения в столь непохожих регионах земного шара? Какой представляют себе Россию их жители? Об этом – разговор с популярным прозаиком и публицистом.
У нас в последнее время вновь принято говорить о России как об острове, окруженном враждебными, не понимающими ее странами…
– Если речь о Китае, то это точно не так. Говорю на основании многих поездок, последняя из которых – в город Тяньцзинь, спутник Пекина, в 150 км от столицы, население – 13 млн. Там замечательный театр, где любит гастролировать наш балет, а на этот раз туда приехал МХАТ имени Горького с двумя спектаклями: «На дне» и «Грибной царь». Интерес в Китае к нашей литературе серьезный, и привлекает в ней прежде всего ее социальная острота. У них с такой прямотой говорить о язвах общества не принято. Притом что с реальными коррупционерами в Китае поступают безжалостно – расстреливают. Такой парадокс: у нас можно писать о чем захочешь – и воровать сколько угодно. Даже не знаю, что лучше... Может, на некоторое время нам с китайцами стоит поменяться ролями? Мои романы «Грибной царь», «Замыслил я побег» и «Козленок в молоке» там переведены и изданы, во время встреч со студентами и преподавателями тяньцзиньских университетов (которых там девять) я видел их в руках у публики. Наши литературные отношения сейчас вообще на подъеме: в Китае при поддержке государства выходит 50-томная библиотека современной российской литературы, где, кстати, один том посвящен мне. А у нас в ответ издается 50-томник китайской литературы…
– Что вошло в ваш «китайский» том»?
– Там впервые в Китае публикуются мои ранние вещи. В этой стране и теперь с критикой компартии не очень, а тогда, в середине – конце 80-х, нельзя было единого критического слова сказать. Но сейчас они уже перевели все – скоро выйдет и мой роман «Гипсовый трубач».
– А они понимают, о чем речь? Или Россия для них – экзотика, как для большинства россиян Китай?
– Очень хорошо понимают, потому что прошли во многом через то же самое – через реконструкцию социализма в капитализм. Только у нас это произошло на самопогромах и самооплевывании, а у них – без агрессии против священных коров: там осуществлена экономическая перестройка. То есть путь, к которому призывали когда-то Николай Рыжков и другие умеренные реформаторы: хозяйственную систему менять надо, а тратить время и силы на споры вокруг выноса Ленина из Мавзолея и фигуры Сталина не стоит. Там на нравственно-исторические баталии вокруг Мао Цзэдуна и культурной революции с ее многомиллионными жертвами наложено табу – они решили отложить этот разговор лет на 30. Конечно, интеллигенция обсуждает – но в общегосударственное информационное пространство это не выходит. Правы ли они? Судя по печальному опыту России, которая минимум на 10 постперестроечных лет впала просто в ничтожество, может быть, и правы. Это я вам говорю как автор тех самых «перестроечных» повестей. Если бы мне тогда сказали, что одним из результатов их публикации будет распад Советского Союза с последующим экономическим и геополитическим коллапсом России, я бы, может, и решил: давайте пока это не печатать.
– У нас принято подозревать полуторамиллиардный Китай в экспансионистских настроениях. Может, и культуру нашу они изучают, чтобы потом ловчее нами править?
– Нет, наша классическая культура их всегда искренне восхищала. И на новейшую китайскую культуру она оказала огромное влияние. Там сохранился глубокий пиетет по отношению к Советскому Союзу – огромной стране, которая совершила гигантский скачок, победила фашистов, одолела японцев… Японцы же проводили настоящий геноцид китайцев, и китайцы помнят, кто им помог спастись. Иное дело – современная Россия. К ней китайцы как истинные конфуцианцы относятся внешне с подчеркнутым уважением, но уже вполне понимая, какой мы себе нанесли урон, как обрушили собственную экономику, потеряли геополитические позиции. Но экспансионистских настроений я там не увидел. Вообще китайское государство всю свою историю развивалось в рамках «традиционного вмещающего ландшафта», как говорил Лев Гумилев, и никогда за его пределы не выходило. Разумеется, здесь речь не о трудовой миграции, которая при таком перенаселении неизбежна, а именно о расширении государственных границ. Для того чтобы на него решиться, понадобилась бы принципиальная ломка мировидения китайцев. По крайней мере я не увидел со стороны китайцев ничего подобного тому, как смотрят на Россию и поступают с ней американцы, которые сейчас с ногами влезли на Украину – часть русского мира… Кстати, мне и раньше китайцы говорили: что же вы даете вытирать об себя ноги Западу? А сейчас они высоко оценили ту решительность, с которой Россия защитила русское население и свои геополитические интересы в Крыму, поломала наглую американскую интригу на Украине… Отсюда и новый всплеск интереса к нашей стране, ее политической, культурной жизни.
– Какая встреча в Китае вам особенно запомнилась?
– С руководителем театра, где проходили гастроли. Это просвещенный бизнесмен, взявший огромное помещение (1,8 тысячи мест) в аренду. При прежней власти его обвинили в злоупотреблениях и посадили на 8 лет. А теперь он включен в список 15 самых влиятельных организаторов китайского культурного пространства. Жизнерадостный человек, светившийся от гордости, когда на наш спектакль приехал российский посол. Знаете, глядя на него, я удивлялся, сколько общего в конфуцианской этике с ее уважением к честному труду и в нашем православии, особенно старообрядчестве. Только у них все живо, а у нас жестко выкорчевывалось, и будет страшно трудно это возродить.
– А теперь перенесемся в Польшу, где издается ваш «Козленок в молоке»...
– Да, через 8 лет после выхода там же романа «Небо падших». Долгое время в Польше считали, что современная русская литература – это исключительно постмодернизм. Наконец терпение их издателей лопнуло: «Все, больше мы этот бред переводить не будем».
– Имеете в виду Пелевина, Сорокина?
– Ну те, кого вы назвали, – еще хорошо, там же крутится масса третьестепенных Пелевиных и 10-степенных Сорокиных, которых до конца дочитать невозможно. Они агрессивны, но их тексты совершенно ничего не говорят о современной России. Потому что написаны теми, кто либо целиком ушел в литературную игру и судьба народа их не интересует, либо людьми, сидящими на чемоданах и западные столицы представляющими себе лучше, чем собственную страну… И вдруг поляки обнаружили, что в России есть другая, реалистическая литература, и она гораздо популярнее у русского читателя, хотя, может быть, меньше отмечена всевозможными «Букерами»: Юрий Козлов, Александр Терехов, Захар Прилепин, Сергей Шаргунов... Литературу, которая говорит и болеет за Россию.
– Но сейчас из Польши до нас чаще доносятся голоса вроде заявления актера Даниэля Ольбрыхского, который сказал, что с сегодняшней Россией, «захватившей Крым», дела иметь не хочет.
– Наши отношения с польской интеллигенцией развиваются в парадигме «Пушкин – Мицкевич». Человеческая дружба – это одно, а все равно «Россия – монстр», «хищный двуглавый орел»… Этот стереотип никуда не делся. Если почитать, как поляки интерпретируют войны ХХ века, вас поразит, насколько прочно они забыли, что сами собирались нападать на Советский Союз при поддержке Германии. Что активно поучаствовали в разделе Чехословакии. Что уморили 60 тысяч наших красноармейцев, которые попали в плен во время «чуда на Висле». Вот о Катыни, где расстреляны польские военные, они помнят… Ольбрыхский обиделся на Россию? Я тоже обиделся на Польшу, которая согласилась разместить у себя натовские ракеты. Пушкин же сказал: «Оставьте: это спор славян между собою… / И ненавидите вы нас…/ За что ж?.. За то ль, что в бездну повалили / Мы тяготеющий над царствами кумир / И нашей кровью искупили/ Европы вольность, честь и мир?» К польским историческим обидам надо относиться спокойно. Их даже можно понять. Например, Львов и Вильнюс веками были польскими городами. Кстати, если они к ним вернутся, я за поляков только порадуюсь. Однако по отношению к нам всегда будет ревность, воспоминание о великой Речи Посполитой, чей принц садился на русский престол. Не нужно играть в бескорыстную дружбу народов. Но поскольку российская культура – это величайшая европейская культура, и польская культура – тоже величайшая европейская культура, они обречены на диалог и взаимовлияние. Так было и будет.
