Прп. Евфросиния Колюпановская
Блаженная Евфросиния о себе никогда никому не рассказывала, но современники утверждали, что происходила она из древнего рода князей Вяземских, и была первой выпускницей знаменитого Смольного института благородных девиц в Санкт-Петербурге.
Евфросиния – ее монашеское имя. В миру она звалась Евдокия. Получив блестящее образование, обладая тонким умом и красотой, она привлекла внимание светского общества и стала одной из любимых фрейлин императрицы Екатерины II. Будущая подвижница дружила с семьями знаменитого Александра Васильевича Суворова и князя Юрия Долгорукова. Но однажды вместе с двумя другими фрейлинами, Марфой и Соломией, княжна Евдокия Вяземская решила тайно покинуть дворец и взять на себя крест подвижничества. Мы не знаем причин этого поступка: слишком ли вольные нравы придворной жизни, интриги или сплетни... Но в один из летних дней три фрейлины, воспользовавшись пребыванием двора в Царском Селе, оставили свои платья на берегу одного из прудов (пусть считают их утонувшими!), переоделись в одежды крестьянок и отправились странствовать. Евдокия побывала в нескольких монастырях: доила коров на скотном дворе, пекла просфоры. И только поборов в себе все человеческие слабости, испытав свой характер на прочность, в 1806 году она пришла в Москву к митрополиту Платону испросить благословение на особый подвиг юродства (мнимое безумие при полном здравии ума).
Увидев перед собой одаренную натуру, митрополит благословил княжну и под вымышленным именем “дуры Евфросинии” направил с собственноручным письмом в серпуховской Владычный монастырь к игумении Дионисии. Подвижница поселилась недалеко от обители, на месте монастырских погребов, в тесной избушке, взяв на себя тяжелейший крест одиночества, насмешек и лишений. Евфросиния ничего не готовила, не ходила на сестринскую трапезу, брала лишь хлеб да квас с монастырской кухни – этим и питалась.
В избе вместе с Евфросинией жили две кошки и три собаки – Милка, Розка и Барбоска. Любимцем старицы был ворон, с которым она разговаривала как с человеком. Однажды он спас ей жизнь. Дело было так. В ее келье случился пожар: кто-то из озорников, издеваясь над “дурочкой”, бросил в открытое окно пучок горящей соломы. Евфросиния стала тушить огонь и так обожглась, что слегла на шесть недель. Ворон не оставил ее: он приносил ей в клюве корочки хлеба, ягоды и воду, выхаживая больную хозяйку, в то время как люди забыли о ней.
Не зря пернатый питомец так заботился о своей хозяйке: он отвечал добром за добро. Вот что рассказывала одна из посетительниц, вместе с подругой ночевавшая в келье у старицы: “От чрезвычайно удушливого воздуха мы не могли уснуть. Вдруг в стекло кто-то постучал. Матушка подошла к окну, отворила и проговорила: “Что, нагулялся?” В это время в комнату влетел огромный ворон, каких мы никогда не видывали, и закаркал. Матушка принесла горшок каши, рассыпала ее на коленях и стала кормить ворона. А когда он перестал клевать, матушка набрала в рот каши, и он стал хватать ее изо рта, потом вспорхнул и вылетел вон. В полночь пропел петух, матушка перекрестившись со словами “Во имя Отца и Сына и Святого Духа” оправила лампаду и уже до рассвета молилась”.
В своей келье Евфросиния практически никогда не убирала, воздух в ней был настолько тяжелым, что однажды навестившая блаженную московская игумения спросила: “Матушка, зачем вы держите животных? Такой ужасный воздух”. На что Евфросиния с улыбкой ответила: “Это мне заменяет духи, которые я так много употребляла при дворе”. Животных своих блаженная очень любила, а звери и птицы отвечали ей такой же привязанностью. Стоило ей только выйти из своего жилища, как на голову и на плечи садились голуби и стаи галок сопровождали ее всюду.
Неизменной одеждой юродивой была власяница (рубашка толстого сукна серого цвета), а в лютые морозы – мужской тулуп. Ходила блаженная всегда босая. Волосы были острижены, голову она обматывала тряпицей, а на шее носила медные ожерелье и цепь, на которой висел большой медный крест. Под власяницей – тяжелые вериги (цепи), о которых никто не знал. Спала блаженная очень мало, лежа на полу вместе с собаками. А на вопросы, зачем она это делает, отвечала: “Я хуже собак”. Ночи ее были посвящены молитвенным бдениям. Строгая по отношению к себе, Евфросиния не могла спокойно смотреть на человеческое горе, на людские страдания и скорби. Во время жестоких напастей вымаливала она у Господа обильные дожди, щедрые урожаи и исцеления болящим.
Наступил 1812 год. Армия Наполеона подошла к Москве. Однажды французские офицеры увидели странную картину: блаженная собирала какие-то травки, корешки, камешки. Оккупанты стали издеваться над ней, оскорблять и бранить, а в ответ услышали обилчение на чистейшем французском языке.
Смирение и молитвенные труды открыли в Евфросинии дар прозорливости. Однажды по дороге в Серпухов заспорили две помещицы: как лучше обращаться с подчиненными. Сошлись на том, что обращаться нельзя ни строго – будут роптать, ни кротко – избалуешь. Заехали к старице. Блаженная побеседовала с ними о том о сем, а потом вдруг заметила: “Кротко, кротко”.
Рассказы о чудесах Евфросинии разнеслись по всей Центральной России. Но, как часто случается, земная слава повлекла за собой зависть, злобу и сплетни. Наговаривали на нее и монахини Владычного монастыря, и светские власти. Раздраженная на “странную” подвижницу новая игумения Владычного монастыря повелела убить трех ее собак. Евфросиния расплакалась – “собак убили – и меня убьют” – и переселилась из Серпухова в село Колюпаново. Местная помещица Протопопова полюбила старицу, построила ей новенькую светлую горницу, оштукатурила ее, деревья вокруг насадила. А блаженная поселила в этих хоромах... собак да кошек, индеек и цыплят, сама же облюбовала маленькую, душную каморку. И все четвероногие и пернатые обитатели небольшой комнатки находились в мире и согласии друг с другом.
Но и в маленьком Колюпанове не оставляли Евфросинию посетители. Шли отовсюду, просили молитвенной помощи, благодарили за исцеления.
Тяготясь людской славой, Евфросиния любила уходить за версту от Колюпанова в уединенное место рядом с Окой. В глубоком овраге с крутыми склонами, поросшими густым лесом, она предавалась тихой молитве. По дну оврага протекал небольшой ручеек, известный под названием речки Прошенки. В 40-х годах XIX столетия на склоне оврага подвижница собственными руками выкопала небольшой колодец, и, когда больные обращались к ней за помощью, говорила им: “Берите воду из моего колодезя – и будете здоровыми”.
В беседах со своим духовником иеромонахом Павлином (Просперовым) старица предсказывала, что в будущем в Колюпанове возникнет иноческая обитель.
Умерла Евфросиния 3 июля 1855 года в возрасте более 100 лет и была похоронена около местного деревянного храма.
В 1929 году большевики уничтожили эту церковь, а в 1996 году на ее месте был построен новый каменный храм в честь Казанской иконы Божией Матери. Теперь он стал монастырским. В этой церкви, с левой стороны, над могилой Евфросинии, поставлена мраморная рака.
Евфросинию Колюпановскую очень чтила Анастасия Ивановна Цветаева, родная сестра поэтессы Марины Цветаевой. Находясь в сибирской ссылке, Анастасия Ивановна собственными руками переписала ее житие, нарисовала портрет подвижницы и повесила его на стену. “Однажды, сильно болея горлом, живя одна в построенной из конюшни избушке, зимой, я мучилась острой болью и решила утром идти три километра – в больницу. Я молилась блаженной – и внезапно ощутила, что боль сразу прошла. И спал жар. Будь это от прорвавшегося нарыва в горле, был бы гной, но горло было чисто, я была здорова. Это было первое чудо в моей жизни от блаженной Евфросинии”, – рассказывала А. Цветаева.
По окончании ссылки, в 1959 году, Цветаева вместе с пожилой знакомой Татьяной Андрейчевой и ее внучкой Ритой поехала в Тульскую область искать могилку и источник подвижницы. “Усталые, но радостные, мы сели в Алексине на местный дребезжащий автобус и, сойдя по совету местных жителей у деревни Свинки, пошли пешком искать Колюпаново. Нас направили сначала к источнику, в широкую и тихую долину, где по звуку текущего из него ручья Рита нашла источник и привела нас к нему. Он истекал из узкого квадратного колодца, дно коего было усыпано медными и серебряными монетами. Над ними воды было с полметра. (Ни один озорной мальчишка их оттуда не выгреб – рассказы старших о старице Евфросиньи довлели, значит, и им!) Мы попили водички, лившейся струей в ручей. Ручей бежал в густых берегах, перебегал через дорогу, шедшую вдоль берега – и впадал в Оку”.
С тех пор А. И. Цветаева ездила на источник блаженной Евфросинии ежегодно. Однажды она вместе со своим другом поехала не той дорогой и… заблудилась. “Никак не могли найти дорогу, которая вела в долину, где был родник. Внезапно Александр Иванович остановился. “Знаете что? – сказал он. – Над нами все кружит жаворонок. Потом летит вперед – и снова возвращается. Как будто зовет. Пойдемте за ним!” И как только мы это сделали – жаворонок полетел вперед и вперед, затем повернул вбок – и мы вслед за летящей птицей вошли в утерянную долину”.
Уже в 1990 году Анастасия Ивановна сокрушалась: “Все предсказания старицы Евфросинии исполнились, кроме одного – что будет тут, в Колюпанове, обитель. С кончины старицы прошло 135 лет, а обители все нет. Но если 1000 лет перед Богом, как день един, то 135 лет подобны нескольким часам”. Но обетования святых никогда не бывают пустыми. Спустя пять лет, в 1995 году, близ чудотворного источника началось строительство Казанского монастыря.
А совсем недавно здесь произошло чудо. Родители слепого от рождения Саши привезли его на источник. В монастыре отслужили молебен о здравии и акафист блаженной Евфросинии, приложились к ее мощам, благословились у настоятельницы и отправились на источник. Мальчик троекратно окунулся в купель. “Вернулись домой из Колюпанова вечером, я положила ребенка в кроватку, включила свет – и он вздрогнул! – рассказывает Сашина мама. – Я показываю ему игрушку, а он улыбается…”
